пока ты не двигаешься, твои цепи не звенят
Insomnia
Темные коридоры напряженно молчат. Лишь изредка ночную тишину прерывает судорожный вздох одного из трех холодильников. Четыре утра – время, когда даже самые беспокойные больные смолкают, вымотавшись и подчинившись, наконец, неумолимой руке сна.
Бесшумно шагать по одному из коридоров, галерее шаткого спокойствия, воцарившегося на час или, может быть, два. В мутном бледном свете, доносящемся сюда с вечно освещенного сестринского поста, агитирующие проверяться на ВИЧ и гепатит плакаты больше не кричат, а только сонно шепчут.
В другой раз сюда привезут послеоперационного больного – отходить от наркоза тяжело, ничего не поделаешь; или у кого-то проснется резкая боль, такая сильная, что самая сильная инъекция поможет далеко не сразу. Тогда еще полчаса по отделению будут разноситься жалобные стоны, ругательства, проклятья…
Идти к свету – то есть к посту, который сейчас представляется единственной возможностью погрузиться с головой в книгу – следует неторопливо, аккуратно переступая с пятки на носок и с предельной осторожностью переставляя ноги по скользкому кафелю. Движения неловки, и в любой момент очарование самого лучшего момента ночи может нарушить какая-нибудь обидная несуразность. Допустить этого нельзя: такой шанс выпадает почти что единожды в двадцать четыре часа.
Идти к свету, или скорее бесшумно парить, медленно, но верно приближаясь к заветной цели – точно мотылек, но мотылек сонный: обколотый, стало быть, успокоительными, антибиотиками и жаропонижающими. Вот и заветный пост, пустынный сейчас и оттого столь манящий.
Замереть, закрыть глаза. В груди просыпается желание сделать что-то глупое – закричать так, чтобы разбудить даже самых беспробудных, или схватить трубку черного телефона и позвонить, скажем, в приемный покой. Передать привет вечно бдящим и пожелать спокойного конца смены.
Ничего этого не происходит на самом деле, хотя желание стремительно вырывается из подсознания, обретая глас, волю и, конечно же, силу; оно заявляет о себе с такой уверенностью, что в какой-то момент пробирает страх: а точно ли ничего не было, или же мозг попросту не заметил, как все само по себе произошло?..
Как знать…
Темные коридоры напряженно молчат. Лишь изредка ночную тишину прерывает судорожный вздох одного из трех холодильников. Четыре утра – время, когда даже самые беспокойные больные смолкают, вымотавшись и подчинившись, наконец, неумолимой руке сна.
Бесшумно шагать по одному из коридоров, галерее шаткого спокойствия, воцарившегося на час или, может быть, два. В мутном бледном свете, доносящемся сюда с вечно освещенного сестринского поста, агитирующие проверяться на ВИЧ и гепатит плакаты больше не кричат, а только сонно шепчут.
В другой раз сюда привезут послеоперационного больного – отходить от наркоза тяжело, ничего не поделаешь; или у кого-то проснется резкая боль, такая сильная, что самая сильная инъекция поможет далеко не сразу. Тогда еще полчаса по отделению будут разноситься жалобные стоны, ругательства, проклятья…
Идти к свету – то есть к посту, который сейчас представляется единственной возможностью погрузиться с головой в книгу – следует неторопливо, аккуратно переступая с пятки на носок и с предельной осторожностью переставляя ноги по скользкому кафелю. Движения неловки, и в любой момент очарование самого лучшего момента ночи может нарушить какая-нибудь обидная несуразность. Допустить этого нельзя: такой шанс выпадает почти что единожды в двадцать четыре часа.
Идти к свету, или скорее бесшумно парить, медленно, но верно приближаясь к заветной цели – точно мотылек, но мотылек сонный: обколотый, стало быть, успокоительными, антибиотиками и жаропонижающими. Вот и заветный пост, пустынный сейчас и оттого столь манящий.
Замереть, закрыть глаза. В груди просыпается желание сделать что-то глупое – закричать так, чтобы разбудить даже самых беспробудных, или схватить трубку черного телефона и позвонить, скажем, в приемный покой. Передать привет вечно бдящим и пожелать спокойного конца смены.
Ничего этого не происходит на самом деле, хотя желание стремительно вырывается из подсознания, обретая глас, волю и, конечно же, силу; оно заявляет о себе с такой уверенностью, что в какой-то момент пробирает страх: а точно ли ничего не было, или же мозг попросту не заметил, как все само по себе произошло?..
Как знать…